Подрабинеки — убогие существа

Письмо Московского городского Совета ветеранов префекту САО О.Л.Митволю по поводу шашлычной «Антисоветская»

Уважаемый Олег Львович!

В Московский городской совет ветеранов обращаются москвичи по поводу открытия шашлычной с названием «Антисоветская» по адресу Ленинградский проспект, дом 23. Они выражают возмущение неуместным политическим каламбуром с названием заведения общественного питания в столице.

Мы разделяем недовольство обратившихся к нам граждан и просим Вас порекомендовать дирекции шашлычной изменить название своего заведения, чтобы не вызывать раздражения у той части граждан, которые уважительно относятся к советскому периоду в нашей истории.

С уважением,
Председатель Московского
городского совета ветеранов В.И. Долгих.

Слово «подрабинек» уже стало понятием нарицательным. Старшеклассники вместо привычного оскорбления типа «козёл ты» используют фразу «ты — настоящий подрабинек». Конечно, до Герострата ему еще безнадежно далеко, но войти в словари русского языка (пусть на уровне молодёжного арго) — уже для некоторых важно.

Вопрос, заставляющий задуматься — почему эта, если разобраться, совершенно вульгарная и безвкусная статья Подрабинека вызвала такую реакцию, в том числе и у людей, которые уважают право других высказывать точку зрения, отличную от их собственной. Более того, среди людей, активно неприемлющих статью Подрабинека, есть и те, которые зависят от своего собственного права высказывать независимую точку зрения.

Материальное положение сегодняшних подрабинеков — людей совершенно никчемных, не способных ни пахать землю, ни варить сталь, ни ткать, ни заниматься наукой, но зато любящих вкусно поесть и сладко попить — полностью зависит от степени их горе-известности. Так зачем же многие достойные и разумные люди сознательно или несознательно привлекают к ним внимание? Нам кажется, что это уже находится в области иррационального, но и иррациональное подлежит рациональному анализу.

Нам кажется, что неприятие подрабинеков у уважающих себя людей идет не от рациональных мотиваций, а от представления о цивилизованности и общей культуры, то есть, в конечном счете, от представлений о хорошем вкусе, инстинктивного отвращения к плебейству, от этики, неотделимой от эстетики. Цивилизация и культура — это, по большому счету, умение людей жить рядом с другими людьми. А этика — это выработанная опытом человеческих популяций функция от целесообразности, где целью выступает выживание сообщества, той или иной популяции вида гомо сапиенс сапиенс.

Утверждают, что древние люди были каннибалами и ели своих стариков. Почему бы и нет? Охотиться они уже не могут, передвигаться им тяжело, сами потребляют продукты, мясо у них хоть и жестковатое, но питательное, так зачем же оставлять их в живых? Где целесообразность кормить то, что может стать твоей пищей? Их вот такие подрабинеки каменного века и кушали. Но недолго эти популяции выживали. Проблема оказалась сложнее.

Дело в том, что высшие приматы вида гомо сапиенс сапиенс — животные по природе своей стадные, которые живут стаями, популяциями. Рождаются они маленькими зверьками, ни к чему не способными, прежде всего, к самостоятельной жизни, и воспитываются они родителями и своей стаей и популяцией, а процесс воспитания длится полтора десятка лет, причем все популяции требуют разных навыков, так как деятельность популяций крайне разнообразна и обусловлена условиями внешней среды.

Постепенно те популяции, которые отказались от поедания своих стариков в пользу использования накопленного ими опыта приспособления к жестким и постоянно меняющимся условиям внешнего мира, стали преобладать и полностью вытеснили каннибалов. Краткосрочная выгода приобретения быстрого и дешевого протеина проиграла долгосрочной стратегии выживания популяции как единого целого.

Но эта победа потребовала соответствующего приспособления. Беззащитные перед лицом воинов и охотников старики должны были получить и получили сакральный статус, который принимал форму разного рода предрассудков.

Но ХХ век со своей иллюзией всеобщего образования разрушил многие предрассудки, которые были заменены в качестве мировоззрения тем, что сейчас называется цинизмом лавочника. Этот особый цинизм подрабинеков, освобожденных от многих предрассудков, но не замененный насквозь продуманным и перешедшим в психологию миросозерцанием, и вызывает, на наш взгляд, категорическое неприятие этого конкретного Подрабинека, заменившего их дешевым постмодернистским моральным релятивизмом в духе того, что можно все, за что не придется отвечать. Убогих подрабинеков стоило бы пожалеть и избегать, но они дискредитируют современное общество в целом и могут поставить под угрозу само его существование.

Нет, цинизм, в том числе и грошовый цинизм подрабинеков — это не то, чтобы плохо, совсем нет. В ХХ веке к нему можно относиться толерантно. Просто цинизм — это дешево. Цинизм продают в супермаркетах экономкласса. Им набивают всякий хлам, разных подрабинеков, потому что цинизм хорошо продается.

Восьмилетний ребенок обычно не понимает, почему он должен уважать деда. И в самом деле, его логика — логика незрелой обезьянки — на первый взгляд, безупречна: дед не может бегать, прыгать, он не знает, что такое «пиха» (так на арго нынешних восьмилетних называется игровая приставка PSP), он даже не может пройти второй уровень игры GTA, да что второй! Он и первый пройти не может! Так за что же его в сегодняшнем состоянии уважать? Абсолютно такова и логика подрабинеков. Ветераны не в состоянии ничего каждому конкретному подрабинеку сделать. Они уже старые, их время прошло, с ними можно не считаться. Их можно проглатывать.

Но это логика восьмилетних несмышленышей и древних вымерших каннибалов. И именно ее просто непереносимо терпеть человеку, даже не просто совестливому, а всего лишь обладающему хорошим вкусом, понимающему, что такое честь. Ведь честь — это добровольно принятые на себя обязательства, и не больше. Никто не может требовать, чтобы подрабинеки брали на себя обязательства перед погибавшими на фронтах. Каждый родитель знает, что у детей часто встречается фраза: «Я не просил себя рожать, и значит, я вам ничего не должен». Строго говоря, именно поэтому и есть понятие «плебс» — люди, честь для которых не значит ничего. Плебс нельзя презирать, нужно просто понимать: это плебей, это подрабинек. Что с него взять?..

Каждый день, когда муравьи собираются спать, они замуровывают все ходы в муравейник, а для того, чтобы замаскировать ходы снаружи, находятся муравьи-добровольцы. Они заваливают входы и потом погибают... Подрабинеки презирают муравьев. Они не понимают, зачем умирать каждому конкретному подрабинеку, если можно остаться и выжить — они это считают предрассудками…

Та полуобразованность, которую они искренне считают за собственную интеллигентность, дает им индульгенцию от самоограничения в самой минимальной форме. Дело в том, что аристократизм, честь — понятия,  альтернативные плебейству — суть понятия относительные, а не качественные. Можно быть больше или меньше аристократом, можно быть больше или меньше плебеем. Это просто вопрос самоограничения, принятия его как самодостаточной ценности или непринятия. Монтескье в «Персидских письмах» замечал, что и простолюдины, и ученые суть люди хорошие, а беды все идут от полуобразованности.

Подрабинеки, узнав об относительности добра и зла, делают вывод об отсутствии разницы между добром и злом, как некоторые из вполне истинного тезиса о том, что существуют ситуации, когда можно обманывать, делают вывод о том, что лгать можно всегда.

Это такой особый цинизм полуобразованных, но с претензиями лавочников и хабалок, которые, освободившись от многих предрассудков, не видят за ними подлинного значения морали и нравственности в стадной жизни биологического вида гомо сапиенс сапиенс. Они не обладают насквозь продуманным и перешедшим в психологию миросозерцанием аристократа. Поняв, что мораль относительна, что она порождение жизни общества, они не понимают необходимости ее для выживания этого самого общества.

И когда они сталкиваются с настоящей, горней жизнью порядочных людей, эти лавочники, впитавшие в себя все самое гнусное из своих пророков — Ницше и Фрейда, и пропустив все ценное в их работе, они оказываются неготовыми к общению с настоящими людьми. Предав раз и получив прощение, они воспринимают это как индульгенцию на всю жизнь. И когда их перестают прощать, они искренне недоумевают: «Но ведь все вокруг врут, предают и изменяют! Зачем нам старики — ветераны?» И ведь верно — они делают жизнь подрабинеков менее удобной и комфортной!!!

Так и видится за фотографией вроде получившего свое псевдообразование этого конкретного Подрабинека мурло бессовестного шинкаря, не понимающего разницы между обсчитыванием на палёной водке двадцатилетнего богатыря и старика, отжившего свою жизнь. И в самом деле — ни для подрабинека в шинке, ни для подрабинека в газете нет разницы. Их это не коснётся. Конкретному подрабинеку это финансового (а другого подрабинеки не понимают) ущерба не нанесёт.

В среде лавочников, хабалок и прочих подрабинеков, с удовольствием употребляющих в своей речи английские слова, принято потешаться над английскими джентльменами  («и вот тут мне карта и пошла…»). Между тем подрабинеки просто не понимают, что такое джентльмен.  Джентльмен — это тот, кто называет себя джентльменом, пока не доказано обратное. Оруэлл в своей книге про английских бомжей и французских нищих «Down and Out in Paris and London» рассказывает, как в лондонской ночлежке полицейский спрашивает ночующего там Оруэлла, не джентльмен ли он, а получив утвердительный ответ, меняет к нему отношение. А доказать обратное просто. Есть много способов. Например: «если джентльмен говорит, что он не врет, то он не врет, потому что иначе он не джентльмен». Взаимное доверие в среде джентльменов — это совсем не подарок для лохов. Наоборот, подрабинеки могут кичиться тем, что обманули кого-то, хвастаться, но конечная выгода остается за порядочными людьми. Они теряют немногое, а проводят тест «свой-чужой»... Английские джентльмены смогли управлять половиной мира, а институт джентльменства был просто важным инструментом этого.

И умом мы ведь понимаем, что подрабинеки презирают нас не меньше, чем мы их, но ощущение все равно остается — убогие, достойные в общем-то не презрения, а жалости существа, хотя есть ошибки первого и второго рода: относиться к подлецу как к достойному человеку по последствиям отличается от того, когда к хорошему человеку относятся как к мерзавцу... Мы теперь знаем, как мы будем относиться к Подрабинеку по умолчанию. Подлец — это вовсе не тот, кто не совершает хороших поступков. Подлец — это  тот, кто наряду с хорошими поступками творит подлости и предательства.

Для подрабинеков честь не является ни императивом, ни добродетелью — такие уж люди. В этом, кстати, решающий недостаток демократии — равные права людям бесчестным и людям, верным данной ими клятве...