За федерализм, отвергнутый Европой

Версия для печати Вставить в блог
 
Copy to clipboard
Close
[]

Публицист Егор Холмогоров — о том, почему руководимая из Киева Украина отвергает единственный план собственного спасения, а Европа ей в этом потворствует. 

На сессии Парламентской ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ) случилось событие почти анекдотическое — была принята резолюция по Украине, в которой, в частности, сказано, что федеративное устройство ослабляет государство и поэтому ПАСЕ выступает категорически против федерализации Украины.
 
Интересно, что за этот оригинальный документ проголосовали не только представители Федеративной Республики Германия, федеративных Австрии и Бельгии, но даже Швейцарской Конфедерации.
 
Скоро ли нам ждать конституционной реформы в этих, уже, очевидно, «ослабленных», государствах — остается только гадать.
 
Голосование ПАСЕ, которое, разумеется, укрепит радикальную фракцию киевского режима, выступающую категорически против федерализации Украины, — это, несомненно, весомый вклад в дело полного распада Украины.
 
Надо осознавать, что на Украине сейчас стоит выбор между полноценным федеральным устройством и «унитаризмом от Киева до Львова» на территории оставшихся после отпадения Юго-Востока областей. Никакое подавление федералистского движения (которое киевский режим называет «сепаратистским») невозможно.
 
Сил на полицейскую операцию у киевского режима просто нет.
 
Возможна лишь «грязная» в стиле Карабаха, Абхазии и Приднестровья война с применением старой бронетехники и военизированных формирований (обратите внимание, что «Правый сектор» сегодня играет роль пресловутых грузинских «Мхедриони»). Такая война, помимо того что вызовет неизбежную реакцию России, лишь усугубит движение в русскоязычных регионах.
 
Насилие убедит их население в том, что единственный шанс на сохранение русского языка и федерализацию — это вхождение в состав Российской Федерации. И то, что сейчас звучит как предельная угроза, может стать фактом.
 
При этом ПАСЕ из желания потрафить киевским радикалам сделала, конечно, крупную политологическую и государственно-правоведческую ошибку. Федерация является не слабой, а сильной формой государственного устройства.
 
Федеративными являются все влиятельнейшие государства мира — США, Россия, Индия, Германия, Австралия, Канада, Бразилия, Аргентина. По сути, монархической федерацией является Соединенное Королевство.
 
Исключение составляют Китай (выделяющий в своем составе, однако, сильные автономные районы и территории с особым статусом) и Франция.
 
Франция единственная страна — проповедник радикального унитаризма. Унитаризм здесь является наследием революции, кое в чем похожей на нынешнюю украинскую. Унитаристы-якобинцы потопили в крови и монархистов Вандеи, и федералистов-жирондистов: города разрушались, села сжигались, граждане, не отправленные на гильотину, обкладывались неподъемной контрибуцией.
 
Это была одна из самых мрачных страниц истории Франции — часть того процесса, в ходе которого порыв к свободе взявших Бастилию французов был заменен кровавой диктатурой Робеспьера.
 
И каков же результат?
 
Во Франции, старавшейся создать классическую унитарную нацию, до сих пор ощущается фундаментальный раскол Севера и Юга, бросающийся в глаза даже случайному путешественнику. Неспокойно на Корсике и в Гаскони. С 1960-х годов, благодаря реформам Де Голля, возродившего наряду с унитаристскими департаментами исторические регионы, страна испытывает мощный подъем протеста с мест.
 
И только этот регионализм, при котором в Бретани ты чаще видишь бело-черные с горностаем флаги, чем республиканские триколоры, удерживает Францию от роста сепаратизма. Однако даже новопреставленный историк Жак Ле Гофф жаловался на «провансальскую истерию» в историографии, склонной теперь описывать захват французскими крестоносцами в XIII веке юга страны — Лангедока — как бесчеловечную оккупацию.
 
Нетрудно сравнить эти французские напряжения с идеальной сплоченностью федеративной Германии, где говорить о сепаратизме не приходится, даже если речь идет об очень специфичной Баварии.
 
Обращу внимание и на эволюцию, которую проделала русская националистическая мысль в этом вопросе. Ели раньше националисты были у нас сторонниками унитаризма а-ля Жириновский, то сейчас они, как правило, федералисты. Основная претензия к устройству России звучит теперь так: это «асимметричная федерация», то есть это федерация, в которой права и обязанности разных типов субъектов не выровнены. Федерация, где есть привилегированные (и политически, и экономически) этнические республики и непривилегированные края и области, что порождает чувство ущемленности у русских граждан.
 
Выход из этой асимметрии видится в создании равноправной федерации, во введении в России «земельного» устройства, сходного с устройством ФРГ, не в отказе от федерализма, а в укреплении его за счет отказа от этнизации.
 
Появление в составе России Республики Крым, с автономным статусом и русским большинством, укрепляет тенденцию к формированию именно такой федерации. Для развития российского федерализма республики Новороссии, если от них фактически откажется Украина, вообще представляют интересный и перспективный вектор.
 
В противоположность России сложившаяся на Украине ситуация может быть описана как «асимметричный унитаризм». Такой унитаризм, где при формальном централизме Львов мог делать у себя всё что угодно, а Одесса держалась на жестком и унизительном поводке, где даже на юго-востоке Харьков никогда не мог себе позволить того, что позволялось бывшему опорным для режима Януковича Донбассу.
 
Если неравенство прав порой бывает унизительно, то неравенство в бесправии — унизительно втройне.
 
Никакой «единой Украины» даже в эпоху сверхцентрализации не существовало, существовали разные степени дискриминации регионов.
 
И Киев очень нервно реагирует на федералистские идеи, свободные от какого-либо этноцентризма.
 
Никто не требует создать на Украине «Русскую республику», никто не требует выкраивать субъекты, вычисляя проценты этнических общин. Напротив, Киеву предлагают земельный принцип — реальное равноправие существующих областей, их право выбирать своих губернаторов и определять культурную и образовательную политику, то есть то, что в любой федерации является местной прерогативой.
 
Эта схема федерализма была бы приемлема для Киева, если бы Украина представляла собой государство, где рядом мирно живут две родственные этнические общины — украинская и русская. Федерация позволяла бы им идеально взаимодействовать в территориальных рамках. Однако это не так: Украина не двуобщинное государство, а малая империя, где политическая элита от имени одной общины — украинцев — заявляет право на господство над другой общиной — русскими.
 
Для подобной политики федерализм конечно неприемлем, так как воля избирателей юго-восточных регионов не дала бы осуществлять такую политику в пределах их областей. Поэтому и была избрана хитроумная централистская стратегия: ставленники Юго-Востока возглавляли единую Украину под лозунгом уважения прав русских и политического реализма, и… начинали проводить, опираясь на элиту Запада, всё ту же политику украинизации.
 
Майдан эту машину сломал, отстранив очередного президента-двурушника с Востока.
 
Но продолжение украинизаторской политики другими средствами на Украине, к счастью, невозможно. Страна закономерно начала распадаться. Федералистский план, предложенный Украине, — это вполне реалистичный проект сохранения сосуществования двух общин и двух языков без продолжения политики украинизации. С его осуществлением Украина могла бы получить вполне гармоничную и даже симпатичную политическую систему.
 
Однако похоже, что Украина без украинизации для радикалов в Киеве неприемлема.
 
Егор Холмогоров, главный редактор сайта «Русский Обозреватель». Опубликовано в газете «Известия».
Ваша оценка: Ничего Рейтинг: 4.8 (10 голосов)

Наша кнопка

Русский обозреватель
Скопировать код