Династический кризис как итог правления Ивана Грозного

Если рассматривать Смуту как весьма распространенное в европейской истории явление — династический кризис, то следует считать началом Смутного времени конец правления династии Рюриковичей, то есть 1598 год, когда царь Федор Иоаннович скончался, не оставив наследников.

Важно отметить тот факт, что европейские государства этого времени, и Россия в том числе, носили династический характер. Государство было фактически собственностью правящей династии, государственный аппарат был служебным аппаратом монарха, современные представления о государстве как политической организации граждан еще не появились. Поэтому любой династический кризис был одновременно и кризисом государственным.

Отсутствие наследника русского трона создавало серьезную проблему. Ведь главой государства не мог быть любой, пусть даже очень знатный или популярный человек. Во главе государства мог стать только представитель династии, имеющей право на власть.

Династия Рюриковичей прекратила свое существование, в результате чего младшие ветви Рюриковичей, которые могли бы предъявить права на престол, имели слишком зыбкие права, так как их родство с правящим домом не было достаточно близким. По сведениям, полученным литовской разведкой 5 февраля 1598 года, царь Федор перед смертью сказал Годунову: «Ты не можешь быть царем из-за своего низкого происхождения, разве только тебя выберут по общему соглашению»[i].

В 1598 году царь Федор скончался, наследника у него не было. Вдова царя — Ирина Годунова не могла принять власть, так как до Петра I русских цариц не короновали и с точки зрения юридических представлений того времени правом на царствование они не обладали. Начался период междуцарствия. Современники отмечали наличие четырех основных кандидатов на престол: Федор (Филарет) Романов, Борис Годунов, князь Федор Мстиславский и князь Богдан Бельский. Отметим, что все кандидаты не располагали бесспорными правами на корону.

Князья Мстиславские и Бельские принадлежали к династии Гедиминовичей, которая не имела притязаний на московский трон, а сама династия Гедиминовичей была правящей в Литве. Романовы признавались близкими родственниками царя Ивана IV, но сами не были Рюриковичами, что являлось чрезвычайно важным. Годунов также был близок к династии Рюриковичей, но недостаточная знатность, опричное прошлое и происхождение из татарского рода очень сильно мешали кандидату[ii].

Между претендентами шла борьба. В феврале 1598 года был созван Собор, который должен был избрать царя. На Соборе царем был избран Борис Годунов, пользовавшийся поддержкой дворянства и горожан. Вскоре после избрания бояре организовали демарш против Годунова. Значительная часть московских бояр и князей с Ф.H.Романовым и Бельским во главе, решили предложить корону Симеону Бекбулатовичу и не признавать власти Годунова.

Это, казалось бы, парадоксальное решение с точки зрения современников было достаточно очевидным. Во-первых, Симеон был православным, хотя и происходил из татарского ханского рода. Во-вторых, Симеон принадлежал к роду касимовских ханов (т.е. имел право на титул, равнозначный царскому), а род касимовских ханов в свою очередь принадлежал к Чингизидам, то есть династии ханов Золотой Орды, которая на протяжении нескольких столетий правила Русью. И, в-третьих, Симеон уже был главой русского государства в 1575 году, когда Иван IV временно отказался от власти в его пользу. Для аристократической оппозиции было очень выгодно то, что Симеон, никогда не демонстрировавший амбиций сильного правителя, оказался бы игрушкой в руках бояр, подаривших ему корону[iii].

Годунов, однако, победил боярскую оппозицию, заручился поддержкой Церкви и армии и 3 сентября 1598 года короновался в Успенском соборе Московского Кремля. Но сама по себе коронация не значила почти ничего, так как проблема законности правящей династии так и не была решена. Подчинение политических противников силе ничего не меняло в сложившейся ситуации и только на время откладывало конфликт. Царь, не данный Божественным промыслом, а избранный людьми, имел лишь толику легитимности прежней династии, да и эта шаткая легитимность могла рухнуть под натиском любых неблагоприятных обстоятельств.

Надо отметить, что без решения династического вопроса Россия не могла считаться суверенным государством, так как суверенитет государства был прямым производным от суверенитета суверена государства — монарха. А монарх, не имеющий права на трон, или тот, чьи права оспаривались бы другими монархами, не мог рассчитывать на суверенность. Похожая ситуация сложилась в Европе в XVIII столетии, когда Габсбургская монархия оказалась на пороге династического кризиса в связи с отсутствием наследников мужского пола и для того, чтобы передать корону своей дочери, император Карл VI фактически поставил суверенитет своего государства в зависимость от международного признания «Прагматической санкции», которая изменяла порядок наследования трона в роду Габсбургов. Но даже признание «Прагматической санкции» большинством стран Европы не избавило от необходимости воевать за сохранение династических прав в Австрии.

Вместе с династическим фактором в появлении Смуты сыграл свою роль и фактор специфики государственной власти в России этого времени. Надо отметить, что в России довольно рано (в сравнении с большинством Европейских стран) начали формироваться элементы абсолютизма[iv]. Естественным следствием этого была борьба государя со старой родовой аристократией, которая мешала монарху осуществлять его неограниченную власть.

При этом аристократия в противостоянии абсолютизму опиралась на силу традиции, что для общества этого времени было крайне сильным аргументом. Конечно, Россия не прошла через гражданскую войну, которая была, к примеру, следствием становления абсолютизма во Франции в XVII столетии, но опричный террор был вполне естественной заменой внутренних войн. Проблемой России стало то, что Иван IV своим правлением (начинавшимся, кстати, исключительно благоприятно и обещавшим таким началом едва ли самое славное царствование в истории русского государства) привел государство к династическому кризису, когда его дело установления абсолютной монархии было некому продолжить. Первый царь оставил трон политически слабому монарху, отличавшемуся также слабым здоровьем, не способному продолжить царский род, что обрекало страну вначале на возрождение аристократии, а затем на династический кризис, следствием которого будет неизбежная борьба за власть вначале в верхах, а потом и во всем обществе.

Если во Франции, о которой уже шла речь, абсолютизм — это дело трех поколений правителей — Ришелье, Мазарини и Людовика XIV, то в России даже начавший этот процесс Иоанн Грозный к концу своего правления сдался и остановился на половине пути. Аристократия выжила и уже к началу правления царя Федора была могущественна, как и прежде. Ее число пополнилось родами, выдвинувшимися при Иване IV, но это не ослабляло, а только усиливало родовитую знать. Ведь те, кто выжили в годы опричнины, были сильны и приспособлены к тяжелым условиям выживания. Поэтому первый фактор возникновения Смуты — это фактор борьбы аристократии за власть в условиях династического кризиса и ослабления абсолютистской власти монарха.

Второй фактор, о котором уже шла речь — это династический кризис, который повлек за собой неизбежную задачу смены династии и, следовательно, проблему легитимности новой династии.

И это, в свою очередь, тоже было огромной проблемой. Как было известно всем современникам Смуты, чтобы права на трон были бесспорны, на троне надо родиться. По крайней мере, это было основополагающим в монархическом стереотипе европейской цивилизации, которому в этом отношении России следовала безукоризненно. Не случайно уже в правление царя Федора появились и существовали вплоть до окончания Смуты проекты приглашения на русский трон иностранной династии. И надо отметить, что эти проекты были достаточно популярными и некоторые из них имели все шансы реализоваться.

Но все «порфирородные» династии в это время для России были иностранными и, что еще хуже для русских, не единоверными. То есть принятие чуждой династии влекло за собой очень серьезный религиозный конфликт. Либо монарх должен был отказаться от своей старой веры и принять православие (а смена веры в те времена была практически невозможным событием, и это доказала политика царя Ивана IV, когда он выставлял свою кандидатуру на трон Польского королевства), либо Россия должна была отказаться от православия и принять веру монарха.

Нетрудно понять, что любой сильный король или принц не стремились поступаться верой, тем более что действие происходило на рубеже XVI-XVII веков, прославленных религиозным фанатизмом и межконфессиональными войнами. Поэтому опасность того, что России будет навязана смена цивилизационного вектора, была крайне высока и факты, имевшие место в истории, продемонстрировали нам это.

Стремление боярской олигархии к сговору с Польшей, готовность идти на почти любые уступки, данные о влиянии католичества — все это свидетельства капитуляции национальной элиты в условиях оформившегося кризиса русской государственности. Особо обратим внимание на то, что готовность элиты к предательству делала опасность ликвидации русского государства как никогда реальной. И только конец Смуты остановил постоянные попытки элиты пойти на сговор с иностранными династиями.

Остается вопрос, когда же завершилась Смута, если понимать ее как династический кризис, завершивший правление Ивана Грозного. Наиболее распространена датировка завершения Смуты после избрания на царство Михаила Романова. Однако это был лишь один из важных шагов по прекращению Смутного Времени. Финалом же Смуты, исходя из предложенной концепции определения смуты как династического кризиса, стало заключение Деулинского договора с Польшей в 1618 году, когда Польша окончательно отказалась от предъявления прав на русский трон и фактически признала новую династию Романовых законной.

Именно отказ иностранных сил от участия в русских делах и признание новой династии и были с точки зрения династического права завершением Смуты, так как Россия после этого вновь стала самостоятельным государством, в чьи внутренние дела не вмешивались никакие иные страны и короли, и чей суверенитет не оспаривался другими государствами. Суверенитет России был подтвержден тем, что в 1648 году Россия в числе прочих суверенных государств Европы подписала Вестфальский мир, определивший политическую карту Европы на столетия вперед.

[i] Р.Г. Скрынников. Василий Шуйский. М. 2004. С. 69

[ii] В.Н. Козляков. Василий Шуйский. М. 2007. С.66

[iii] Р.Г. Скрынников. Василий Шуйский. М. 2004. С.75

[iv] См.: С.О. Шмидт. Россия \\ История Европы. Т. 3. М. 1993. С.254