Пути России, и как их путают либералы и националисты

Автор: Александр Казин в вт, 30/06/2009 - 09:41.

Речь в этой статье идет об одном — о христианской правде русской  цивилизации, которая потому-то и правда, что не всегда знает о себе. Подлинная правда не кричит о себе на всех перекрестках. Живая истина молчанием ответила на заданный ей вопрос чужого человека — скептика Пилата. Хочу поэтому предуведомить читателя, что настоящая статья обращена к «своим», а не к «другим». Христианское сознание обращается не к «другому», а к ближнему, для которого мудрость мира сего есть безумие перед Господом, видящим духовную победу в образе кающегося разбойника...

Не так давно, двигаясь по бескрайнему пространству интернета, я обнаружил два текста, в которых упоминается моё имя. Их авторы резко полемизируют со мной — точнее, с высказанными в моих публикациях мыслями. Оба указанных материала написаны профессиональными людьми (иначе я бы не стал им отвечать), оба представляют  жесткие мировоззренческие и социально-культурные позиции, однако самое интересное заключается в том, что позиции эти полностью противоположны. Их сторонники уличают меня во взаимоисключающих грехах. В первой статье меня обвиняют в ненависти к Западу и особенно к российским демократам-западникам, а во второй —  лишают звания русского человека. И тут уж одно из двух: либо их авторы действительно не понимают того, что я хотел сказать (такое бывает даже с умными людьми, ибо одного ума для человека мало), либо сознательно искажают мою мысль в угоду собственным программным целям. В первом случае программную цель статьи можно обозначить как либерал-радикализм, во втором — как национал-радикализм, он же шовинизм. Так или иначе, статьи эти целиком опровергают одна другую. Впрочем, судите сами — помещаю обе статьи полностью, для удобства сравнения параллельно.

 

Статья № 1, либерал-радикальная.

Статья №2, национал-радикальная

Александр Скобов Сказание о просвещенном авторитаризме Что случилось, воевода? Едет крыша у народа. Побросали огороды, Спорят и кричат. Холуи, купцы, бояре И не поймешь какие твари У Кремля стеною встали — Выступить хотят. Может, надо силу применить? Етить! Всю державу всполошили — Выбирать царя решили!     Этот фрагмент из песни «национально ориентированной» группы «Иван-царевич» (песня имеет красноречивое название «Не балуй!») пришел мне на память в связи c опубликованной на днях статьей доктора философских наук, профессора Александра Казина "Идея власти и власть идеи". Одного моего старого товарища изумила та ненависть к западной цивилизации и особенно к российским демократам-западникам, которой буквально дышит статья. Я этой ненавистью не удивлен, напротив, считаю ее естественной. Когда сталкиваются люди, исповедующие не просто несовместимые, но противоположные, взаимоисключающие ценности, вряд ли можно ожидать, что отношения между ними будут основаны на взаимной любви или хотя бы политкорректности. И я собираюсь вести с профессором Казиным не дискуссию ради консенсуса, а собираюсь вести с ним непримиримую идеологическую борьбу. О противоположности системы ценностей ставит вопрос ребром сам доктор Казин. Вся его статья построена на противопоставлении западной («евроатлантической») и «православной русской» цивилизаций. Они идут принципиально разными путями, потому что имеют разные духовные критерии и цели: «Это касается прежде всего... отношения к богатству и к свободе. Богатство и все его аксессуары воспринимаются у нас скорее как соблазн, чем как награда ("не обманешь — не продашь"). Слово "свобода" по-русски звучит скорее как "с волей Бога", чем "даешь права человека"». К свободе мы еще вернемся, а сейчас приведем еще одну цитату про богатство: «Если на Западе протестантское отношение к денежному успеху фактически оправдывает (и в определенном отношении упорядочивает) культ маммоны, то православное сознание России внутренне противится "золотому богу" ("от трудов праведных не наживешь палат каменных")». Из этого делается вывод, что «построение в России либерально-буржуазного общества в принципе невозможно». Оно всегда будет оборачиваться «жестокой утопией, колеблющейся между хаосом и мафией». И далее доктор Казин углубляет эту мысль: «Капитализм — это рыночные отношения, распространенные на все уровни личной и общественной жизни человека. При либеральном капитализме в России продается и покупается все: тела, души, ученые и воинские звания, министерские должности, государственные секреты, дипломы любых вузов, медицинские диагнозы, мигалки на машину... На ученом языке это называется системной коррупцией». Получается, что человек убогой, утилитарной, построенной на эгоизме и фетишизации материальных благ протестантской культуры может заниматься бизнесом, не воруя («протестантское отношение к денежному успеху... в определенном отношении упорядочивает...»). А если бизнесом занялся человек более высокой православной духовности, он не воровать не может. Доктор Казин не коммунист, мечтающий упразднить частную собственность и рынок. Он ищет незападный, «русский» способ заставить бизнес не воровать. И вот здесь мы должны вернуться к проблеме свободы. Гражданское общество, пишет профессор Казин, «разворачивается между вертикалью государственной дисциплины и горизонталью финансового самоутверждения». Вот здесь-то и зарыта собака. Западная цивилизация построена горизонтально, когда всяк самоутверждается как хочет. В противоположность ей русская православная цивилизация должна быть связана «вертикалью государственной дисциплины». Автор уточняет: «Нужно понять, что сама идея разделения властей (духовной, политической и экономической) и отчуждения государства от капитала и информации — для нашей страны непригодна». Общественная модель, в которой государство жестко контролировало информацию (духовную жизнь) и частную экономическую деятельность (формально не конфискуя частные капиталы), действительно существовала в первой половине XX века. Правда, в очень западноевропейских странах, не имевших к православной культуре никакого отношения. В основном в католических, но в одной даже наполовину лютеранской. Профессор Казин пишет, что государственная власть, чтобы не превратиться во «что-то вроде гоббсовского Левиафана или ницшеанского "самого холодного из чудовищ", должна быть "направлена на нечто более высокое, чем она сама». Конкретно, «материальное золото и державный меч должны находиться в России под знаком Креста». Вот такую «иерархию креста, меча и золота» доктор Казин и называет «вертикалью русского бытия». Казалось бы, речь идет о верховенстве церкви над государством. Однако в реальной русской истории всегда было наоборот: церковь была подчинена государству и им контролировалась. И высших церковных иерархов, говоривших правду в лицо неправедным властителям, было немного. Митрополит Филипп, удавленный в темнице лично Малютой Скуратовым, сам виноват: предпочел конфронтацию диалогу. Чтобы быть хотя бы моральным судьей действий государства, церковь должна как минимум от него не зависеть. Но как раз независимость «духовной власти» от «политической» профессор Казин, как мы только что видели, и отрицает. Для снятия возникающего противоречия духовные учителя профессора Казина всегда использовали понятие «симфонии духовной и светской власти». Ведь это только в схоластически-рациональном, секуляризованном («обмирщенном»), формально-юридическом западном сознании либо один из двух субъектов находится в подчинении у другого, либо они независимы друг от друга. Это верно лишь для общества, в котором все друг другу противостоят, каждый от каждого обороняется и в результате общественный организм рассечен рвами всевозможных прав и гарантий. «Отношения церкви, государства, экономики и человека в России всегда носили (и носят до сих пор) иной характер, чем на Западе», — заявляет профессор Казин. Какие же это отношения? А вот какие: «Православно-русская цивилизация не вырывала непереходимую пропасть между церковью, государством и народом. Власть и народ в русской исторической традиции — это части единой духовной паствы, каждая со своей миссией на этой земле. Великие московские соборы ХVI–ХVII веков и были практическим разрешением вопроса о свободе, государстве и обществе в России. На всем протяжении отечественной истории идея соборного единства (под разными именами) остается центральным образом Руси в отличие от образа страны как банковской корпорации (Америка) или изящного салона (Франция)». Нам, людям грубого, приземленного, основанного на формальной логике западного сознания, действительно не понять диалектику тех, кто оперирует вещами трансцендентными, тонкими материями («Россией правят духовные энергии»). Не из тонких материй были сделаны цепи, которыми приковывали к тачкам в демидовских шахтах тех, кого силой, обманом или опоив в кабаке вынуждали дать на себя кабальную (сами виноваты, пить меньше надо). Не из тонких материй были сделаны шомпола, которыми забивали насмерть провинившихся солдат армии Николая I в лучшие, по словам профессора Казина, годы империи (тогда старались не приговаривать к смертной казни, считая это нехристианским, — давали тысячу шомполов). Не из тонких материй были сделаны колючая проволока и вышки лагерей сталинской империи, которой православный доктор Казин легко прощает ее богоборчество. Она ведь выполняла задачу «преодоления последствий либеральных экспериментов над страной». Она проводила (под другим именем) идею соборного единства. Так что же такое эта знаменитая русская соборность? В чем загадка чудесного духовного единения между «холуями, купцами, боярами и не поймешь какими тварями», между вертухаями и зэками? Не раз отмечалось, что российское общество как правило было гораздо более разобщено, гораздо менее способно к самоорганизации, к солидарным действиям, чем западное. Но русская соборность выше способности к координации в отстаивании своих интересов. Ее секрет в принципиальном отказе от отстаивания собственных интересов, в добровольном подчинении себя служению общему делу, воплощенному в государственной воле. Апологеты русской православной цивилизации с XIX века подчеркивают: великие московские соборы тем и велики, что, в противоположность выборным сословно-представительным органам Европы, они не добивались от царской власти зафиксированных политических прав. Один такой великий собор коллективно пожаловался Ивану Грозному на его опричников. И был немедленно поголовно арестован. Тех, кого посчитали зачинщиками, казнили, некоторым «урезали язык», но большинство просто по-отечески выпороли. Вот в этой теплоте семейных отношений, на которых построена вся жизнь общества, еще один секрет русской православной соборности. С конца XV века не только простолюдин, но и любой представитель высшей знати обязан был обращаться к великому князю по формуле: «Холоп твой Ивашка (Петрушка, Микитка) тебе челом бьет». Можете себе представить, чтобы так обращался к самому абсолютному из французских королей какой-нибудь «д'Артаньянишка»? Нет, потому что на Западе не было семейной теплоты отношений между властью и подданными. На расчетливом, черством, холодном Западе их разделяла пропасть. Наше соборное единство власти и народа — это отсутствие каких бы то ни было барьеров между ними. То есть власть может делать с народом все что пожелает. Доктор Казин оговаривается: «Великодержавие как принцип не должно заслонять того факта, что держится оно только доверием народа, чувствующего в его носителях — и прежде всего в олицетворяющем его лидере — Божью руку». Однако тут же объясняет, что механизм наделения лидера народным доверием вовсе не должен действовать по процедуре, которой «требуют прописи либеральной демократии... Менять все это каждые четыре года было бы чистым безумием». На самом деле суть западной демократии не в обязательности регулярной смены носителей власти, а в том, как они эту власть получают. На Западе это происходит в результате соперничества различных общественно-политических сил, из которых народ выбирает. Вот этого соперничества как раз и не должно быть в православной соборной цивилизации. Если православные начнут выбирать между соперниками, они непременно побросают огороды и будут только ругаться, спорить и кричать. И будет всеобщий бардак, который закончится олигархической «малиной». Поэтому-то доктор Казин и видит одно из самых позитивных знамений времени в том, что «Путин фактически назначил себе преемника... — шаг стратегический, свидетельствующий о традиционной для нашей страны наследственной передаче власти». Подстать этому избранному без соперничества народному царю должен быть и его парламент — «работающая с ним в принципиальной политической связке Государственная Дума, в которой доминировала бы единая фундаменталистская партия... Конечно, партий в Думе может быть и больше, но все они должны исходить в своей деятельности в конечном счете из одного мировоззрения — национально-патриотического (именно так обстоит дело в новоизбранном парламенте)». То есть опять-таки не должно быть реального соперничества. Сходная конструкция существовала в некоторых странах советского блока. Допускалось существование нескольких партий, но все они обязаны были признавать руководящую и направляющую роль одной доминирующей. Они не имели права выдвигать собственную программу, отличную от программы доминирующей партии, не имели права состязаться с ней на выборах. Места в парламентах распределялись заранее по квотам. За принадлежность же к организации, не отвечающей этим требованиям, полагалась тюрьма. «Спора нет, государству трудно в ХХI веке: со всех сторон его теснят разного рода сетевые сообщества, транснациональные корпорации, "неправительственные структуры" и т.п.», — с явной грустью пишет доктор Казин, признавая, что современная государственность не может быть столь тотальна, как при Петре I и при Сталине. Правда, тут же многозначительно добавляет: «Впрочем, и сейчас положение России не легче — нынешняя РФ фактически существует в границах ХVII века, окруженная чужими военными базами. Чтобы отвечать за такую сложную страну в столь непростых условиях, верховная власть должна располагать соответствующими рычагами управления, реализующими в практическом социальном действии энергетику цивилизационного основания». Чтобы реализовать в практическом социальном действии энергетику цивилизационного основания «в нехристианском (и частью антихристианском) глобализирующемся мире... народу в очередной раз придется выделить из себя особый слой служилых людей», то есть опричников и крепостников. Старый анекдот. Путин собрал своих приближенных и говорит: «Ну, хватит! Свои счета в иностранных банках вы уже наполнили. Не пора ли теперь о людях подумать? Что скажете?» После тягостного молчания один из служилых робко говорит: «Я думаю, для начала душ по двести хватит». В отличие от образа страны как банковской корпорации, центральный образ русской православной цивилизации, о которой пекутся доктор Казин и его единомышленники, — крепостное поместье Салтычихи. Действительно фундаментальный элемент этой цивилизации — порка. Недаром, когда выросло первое непоротое поколение хотя бы дворян, среди них сразу появились люди, замыслившие упразднить самодержавие. Это цивилизация кнута и нагайки, лесоповала, вышек и колючей проволоки. Ее православие на деле — поклонение постоянно требующему ритуальной крови языческому идолу Державы. Нас обвиняют в том, что мы хотим добить эту цивилизацию? Да, мы действительно хотим это сделать.   Грани.ру. 28.3.2008.

А.В.Крайнев «Спасители» России Засуетились, забегали российские евреи. Буксует задуманная ими либеральная «перестройка» России, народ клянёт «дерьмократов», погубивших страну. Хотя власть по-прежнему упорно придерживается провалившегося курса, менять его скоро придётся, о чём свидетельствуют предпринимаемые манёвры в сторону государственности и патриотизма. Ненавистный евреям русский национализм пробудился и с каждым месяцем нарастает. Что же им делать, дабы не рухнуло иудейское иго и не грянуло народное мщение за подлые сионистские деяния? Известно, что делать — возглавить нарастающую оппозицию. Прикинуться не только ревностными патриотами, но даже националистами, твёрдыми консерваторами и суперправославными. «Пока никто — ни власть, ни оппозиция не пригласили к себе в союзники представителей русского патриотического (консервативного) движения. Кто сделает это первым, получит важное (возможно, решающее) преимущество в политической борьбе», пишет Филипп Казин, политолог и преподаватель Университета в своей статье, имеющей подзаголовок «Как обезвредить этническую бомбу русской "цветной революции"?» (Санкт-Петербургские ведомости. 22.6.2007). Автор, как и его отец проф. А.Л. Казин, еврейской крови, и наставляет русских консерваторов и демвласть, как им лучше сотрудничать друг с другом. Кондопога напугала инородцев. Им стали сниться пресловутые погромы. Кагал решил: пришла пора серьёзно заняться обустройством «русской правой», как в 1970-е годы американские евреи занялись идеологией неоконсерватизма, которая в конечном итоге привела к власти Рейгана и сильно укрепила положение местной иудейской элиты. Пора самая подходящая, ибо как верно замечает Казин: «широкий спектр патриотических сил не оформлен и представляет собой конгломерат разрозненных, часто конкурирующих друг с другом групп и клубов» (там же). Оформлением этих сил, как мы знаем, с переменным успехом занимается Дмитрий Рогозин. Идеологическую работу в этом направлении ведут его соплеменники на сайтах «Правая.Ру» и «ДПНИ», в эфире радиостанции «Радонеж», в «Литературке» и «Независимой газете». Да, трубят авторы этих органов, либерализм принёс России много зла, надо возвращаться к православно-консервативным началам, даже к монархии, но только не в радикальном, «экстремистском», а в умеренном и современном виде. В качестве программных ориентиров предлагаются творения: «Русская доктрина» В. Аверьянова, «Национализация будущего» кремлёвского идеолога В. Суркова и подзабытое эссе «Как нам обустроить Россию» А. Солженицына, сыгравшее в своё время весьма негативную роль. Новой идеологии придумано название — национал-консерватизм. Их уже не пугает термин «национальный». А вот как они его изъясняют: «Национал-консерватизм выдвигает на первый план вероисповедание человека (в широком смысле), а не этническую принадлежность. Что человек думает, гораздо важнее того, кто он по крови» (выделено мною; там же). Не в рассуждениях о нравственности и Православии, синтезе традиций и современности и т.п., а именно в этих словах — суть предлагаемой идеологии. Кто думает иначе, тот экстремист. Он готов убивать за цвет кожи, разрез глаз и иноверие. У него, разумеется «нет своего позитивного образа будущего». И уж конечно, «национал-консерватизм... никакого отношения к национал-экстремизму не имеет. Более того, он является важнейшим потенциальным союзником власти в борьбе с экстремизмом». Это — призыв: пригласите нас, т.е. выкрестов-консерваторов, и мы поможем вам справиться со всеми экстремистами, прежде всего русскими. Они — главный враг, они не любят ни вас, ни нас и готовятся к будущей расправе. Ой, ой, опять начнут гнать бедных евреев, а им так уютно в сегодняшней Эрэфии. Давайте тесно сотрудничать и совместно искоренять эту угрозу при помощи умеренных и благоразумных национал-консерваторов, коих направлять будут в основном не чистокровные евреи, а мы, полукровки. Нам легче выдавать себя за русских, мы почти православные и лучше знаем русскую ментальность. Судя по Жириновскому, многие русские всё ещё верят в патриотическую трескотню, произносимую нами. Надо действовать умело. Не загонять умеренно правых в подполье и в маргиналы, лишать их легитимного представительства в политике, а сотрудничать с ними, создав, например, новую «Родину» (Рогозин всегда к услугам) и смягчив репрессии против русских патриотов. Не стоит подогревать их вражду, а то ведь они, чего доброго, могут объединиться с недовольными демократами и затеять в России «цветную революцию». И смену власти. Историк Казин вас предупреждает. Он вековым чутьем ощущает эту опасность, хотя его соплеменникам она только выгодна — еще больше евреев присосётся к кормушкам, еще невыносимее станет их иго. Однако «цветная революция» России не угрожает. Ей угрожает полное ожидовление, ибо множество русских людей никак не может уразуметь, что от иудеев им не стоит ждать чего-либо хорошего. Исторический опыт это убедительно доказал. Однако, чтобы отвлечь внимание от своих прошлых и нынешних злодеяний, сионисты сегодня используют огромную армию полуевреев. Те нас уверяют: во всем виноваты вы сами, а еще экстремисты-мусульмане, кавказцы, таджики и прочие, а иудейское племя никоим образом не виновато, оно пострадало не меньше русских от советской власти и ныне ужасно страждет от антисемитов. Давайте же вместе бороться за общее счастье! В ХХ веке евреи в России были в преобладающем своем большинстве леваками разного толка и на дух не выносили русский патриотизм и национализм, отвечая на них клеветой и ложью, а частенько — пулей и лагерем. И вот чудо! Их дети и внуки от смешанных браков побежали записываться в консерваторы, правые и патриоты. Знать, ветер подул справа и надо его перехватить, дабы поспеть в лидеры «правой волны». В аду стонет от ярости Троцкий, бьётся в судорогах Свердлов, ужасается Каганович, рыдает Андропов. Впрочем, покойники знают, что этот манёвр «всем направо!» вызван исключительно политической конъюктурой и одним, но принципиальным желанием — отвратить от потомков Иуды возможную над ними расправу за «русский Холокост». Читайте внимательно, русские люди, идеологов-полуевреев с русскими фамилиями, а также шабес-гоев, и не дайте себя одурачить в очередной раз. Зрите в корень! Вчера все «сыны Израилевы» были в России марксистами или либералами; сегодня ради удержания власти над умами они спешно перекрашиваются в консерваторы. Но их цель остаётся прежней — не дать русским стать хозяевами в своем Отечестве. Правый взгляд. №15 (43), август 2007.

 

Признаюсь, я испытываю большой соблазн оставить оба приведенных опуса без комментариев, ибо лучше всего комментируют друг друга они сами. При сравнении — при одновременном чтении — они гасят один другого, как превращаются в воду при смешении кислота и щелочь. Однако я все же выскажу свое мнение по поводу затронутых в этих материалах вопросов — не для их авторов, разумеется (их взгляды ясны, и Бог им судья), а для читателя, которому оба приведенных текста могут совсем заморочить голову. Специально для г. Крайнева сообщаю, что во мне нет ни капли еврейской крови, и что я целиком разделяю концептуальную позицию моего сына, политолога Ф.А. Казина, так что отвечаю сразу за нас обоих.

2. Спор с либералами

Спор между патриотами и либералами касается сути русской цивилизации, или, говоря по существу, замысла Божия о России. Я вполне признаю правоту частных либеральных воззрений, однако в целом либеральная доктрина представляет собой, если перефразировать классика, энциклопедию социального легкомыслия, когда за благими пожеланиями («Россия должна стать страной, где можно свободно вести свой бизнес и не бояться милицию больше, чем бандитов» и т.п.) упускаются из виду причины упорного отсутствия вожделенного капиталистического рая в России.  Ибо проблема, если говорить серьёзно, состоит не в милиции, и не в бандитах, а в том, что бизнес как таковой — то есть производство товаров с целью максимизации прибыли — не является нравственно безупречной деятельностью в рамках православной духовной традиции. Тем более бизнес не является у нас первичной (базисной, как сказали бы марксисты и капиталисты, трогательно единые в этом вопросе) структурой общества. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. По этому поводу можно сколько угодно иронизировать, списывая сей факт либо на «непреодоленный» коммунизм, либо на общую отсталость России от лидеров мировой банкократии (обычно прилагается список образцовых государств во главе с США), однако один из уроков  истории нашей страны заключается в том, что богатство в России  на подозрении, если оно является  самоценным и служит эгоистическим целям своего обладателя, его самоутверждению и власти. О таком говорят: «Не в Бога богатеет». Я имею в виду, разумеется,  капиталистическое рыночное богатство, измеряемое в долларах и фунтах. Я не сторонник политики «грабь награбленное» (политики радикальной и абсолютно антихристианской) — я лишь указываю на  очевидное несоответствие бюргерского идеала «заслуженной сытости» коллективному подсознанию русского народа. Перечитайте нашу классику — где вы найдете там хоть одного «героя-приобретателя»?  Разве что Чичикова со Штольцем. Русская  литература и философия, от Чаадаева до Бердяева, и от Леонтьева до Солженицына — сплошь антибуржуазны.  Отечественный «средний класс» по преимуществу был — и остается до сих пор — как бы подвешенным  между храмом и тюрьмой. Конечно, на Руси всегда были — и есть сейчас — честные купцы и предприниматели, но не они, к сожалению, «правят бал» в национальном масштабе. Русский купец — это не совсем буржуа, а в некоторых случаях — совсем не буржуа. Из купеческого сословия происходили преподобные Серафим Саровский и Серафим Вырицкий. Наиболее яркие представители купеческого сословия  видели свою цель не в прибыли самой по себе, а скорее в творческом цветении и широте жизни — и не потому ли они жертвовали миллионы на монастыри или... на революцию? Наши западникам кажется, что «ещё немного, ещё чуть-чуть», и Россия станет нормальной бюргерской страной, вроде Голландии или Швеции, где всё продается и покупается строго по закону, и где богатство (или, если выразиться точнее, материально-социальный статус) действительно является богом.  Полноте, господа, когда и где вы такую Россию видели?

Либерал-радикалы дружно молчат о том, что у них идет игра на понижение человеческого образа: личность оказывается вне Бога и вне отечества. Вот тут-то и выходят на поверхность парадоксы русской истории — и современности. Недаром царская власть на Руси держалась так долго и прочно: православный народ предпочитал царя власти денег. Наверное, нет в нашей истории фигуры более противоречивой, чем Иоанн IV Грозный — разве что Петр Великий или Иосиф Сталин. Слов нет — крутой государь был Иван Васильевич. Однако именно он избавил Русь от давления остатков Орды, начал освоение Сибири и сделал попытку выйти к Балтике. Да, крутой был государь, но  современники Иоанна на тронах самых передовых европейских стран значительно его перещеголяли. За одну Варфоломеевскую ночь по приказу французского короля Карла IX было убито больше людей, чем за все годы опричнины. В соседней Англии, в царствование короля  Генриха VIII, объявившего себя главой английской церкви, происходило безжалостное «огораживание» крестьян, когда их сгоняли с земли, перемещая в «работные дома» (прообраз будущих трудовых лагерей), а несогласных просто вешали вдоль дорог сотнями...

Теперь о Николае Первом — ещё одном излюбленном персонаже либеральных сказаний. В декабре 1825 года, в самом начале своего царствования, он подавил государственный мятеж, грозивший России не меньшей  кровью и хаосом, чем 1917-й — и заслужил вечную ненависть революционеров всех мастей. Если либералы прозвали его «жандармом Европы», то как назвать вдохновителей англо-французской агрессии против России в Крымской войне — тех самых «светочей прогресса», которые так нравятся нашим свободолюбцам? Может, это была благодарность Европы за освобождение от Наполеона? Кстати, именно при Николае Первом Пушкин перестал быть другом декабристов, стал другом царя, официальным историком Империи и написал грозные стихи «Клеветникам России». Именно в царствование Николая Первого Гоголь сложил свою поэму о Руси-тройке. И памяти Николая Павловича посвятил благодарственную статью выдающийся русский мыслитель В.С. Соловьев — кстати, сам во многом  западник. А что касается Салтычихи — встречались и такие, однако как исключение, а не как правило. Эта дама и вошла в историю, потому что подверглась суду, а её имение взяли под опеку. Я уже не говорю о Савельиче из «Капитанской дочки», Захаре из «Обломова» или Фирсе из «Вишневого сада» — тоже из крепостных происходили. Наши писатели их не выдумали — списали с натуры, ведь у каждого своя Арина Родионовна была. И освободили крестьян в России раньше, чем рабов в Америке.      

Почему же рухнуло самодержавие? Если ответить односложно — потому что не смогло оградить народ от власти капитала. И это не вина, а беда царской власти — между прочим, любезные либералам англичане и французы по той же причине казнили своих королей лет на 150 раньше. И либерал-революционеры приложили свою руку там и тут, пролив за «свободу, равенство и братство» море крови. В начале ХХ века Россия занимала первое место по темпам экономического развития в мире, быстро росла промышленность, совершенствовалось законодательство, обновлялся офицерский и землевладельческий корпус (прежде всего за счет крестьян).  Д.И. Менделеев подсчитал, что к середине ХХ века русских должно было стать не менее 300 млн — и одновременно «просвещенное общество» рукоплескало террористам, посылало поздравления с победой в войне японскому императору, а думский лидер тогдашних либералов, юрист и англоман П. Милюков до конца эмигрантской жизни гордился тем, что своей речью в Думе («глупость или измена?») подал воюющей стране «революционный сигнал». Между прочим, до победы над Германией в Первой мировой войне тогда оставалось  полтора года. И до Москвы и Волги немцы тогда не дошли, война шла в Австрии и Польше.

Но вернемся к делам нынешним. Да, взятки и коррупция были в России всегда —а где их не было? Ссылаясь на Гоголя и Салтыкова-Щедрина, не мешает перелистать и Бальзака с Диккенсом. В Европе и в США протестантская реформация «помирила» христианство с богатством; притча про верблюда, проходящего сквозь игольные уши, по существу оказалась там забытой. В православной России реформации как таковой не было. Если реальный «бог» — золотой телец, то стоит ли соблюдать перед ним достоинство, честность, простую порядочность? Если Бога нет, то всё позволено. Вы разве ждали чего-нибудь иного, господа? В 1991 году ориентированные на золото бывшие коммунисты под демократическими лозунгами пришли к власти в Москве. Это была либеральная революция, осуществленная большевистскими методами — партноменклатура конвертировала правительственную власть в экономическую,  низведя государство до роли «ночного сторожа». Строившаяся столетиями великая держава распадалась. Продавалось на корню буквально всё — через биржевые спекуляции, залоговые аукционы, облигации ГКО, «прихватизацию» крупнейших заводов, девальвацию, дефолт и т.д. По глупости или по корысти либерал-радикалы  полагали, что всё решит невидимая рука рынка — и получили в результате страну в границах XVII века, где конфликтовали все со всеми и где только ленивый не проектировал дальнейшего распада страны на «уральскую республику», «дальневосточную республику» и пр. Академик Сахаров предлагал таких осколков не менее тридцати — тоже  либерал был...  

Так или иначе, к концу 1999 года рейтинг Ельцина   опустился почти до нуля. Заслуга В.В. Путина и его команды заключается в том, что они предотвратили в условиях национальной катастрофы дальнейший распад России, сохранив основы российской государственности (символизируемые царским гербом, советским гимном и демократическим флагом) и покончив с диктатом экономического тоталитаризма. «Семибанкирщине» дали понять, что она не всё может. В политическом отношении это была именно защита страны от либерального покушения на нее с помощью подкупа и управляемого хаоса. При всем своем внешнем антидемократизме путинские действия соответствовали  народной воле, и народ поддержал их — сравните результаты думских и президентских выборов 2003–2008 годов. Я уже не говорю о полном провале либерально-западнических партий, списать который на пресловутый «административный ресурс» при всем желании не удастся. «Проект Путина», разумеется, не идеален, двойственен, противоречив, несет на себе родимые пятна ельцинизма — однако есть основания надеяться, что в дальнейшем он будет развиваться в сторону патриотических и национальных ценностей. Может быть, даже нынешний кризис сыграет тут положительную роль — уж очень много миллиардеров и миллионеров развелось в Москве. Как говорится, не надо жадничать, надо делиться.

Главная ошибка либералов всех времен — разделение личности, государства и народа. Личность ведь не просто самодовлеющая  юридическая единица, своего рода Робинзон в окружении дикарей, претендующих на его священные права. Личность в православно-русской цивилизации есть индивидуальное преломление образа и судьбы народа. Точно так же народ не сводится к своей этнической, биологической составляющей. Народ — это нация (или содружество наций), обладающая религиозным и культурным самосознанием, формулирующая свою историческую идею. По существу, именно об этом твердили все сколько-нибудь чуткие к своеобразию своего отечества  мыслители XIX–XX веков, причем  как традиционалисты, так и либералы. Именно К.Кавелину —  теоретику русского либерализма — принадлежит глубокая формулировка (правда, со ссылкой на славянофила Ю.Самарина): «В идеале русском представляется самодержавная власть, вдохновляемая и направляемая народным мнением. Сама история заставляет нас создать новый, небывалый своеобразный политический строй, для которого не подыщешь другого названия, как — самодержавной республики». Под  этой формулой подписывались — и прежде всего делами своими — практически все значительные (но не разрушительные!) деятели русской истории. Если воспользоваться словами классика немецкой политической мысли К. Шмитта, в России имеет место глубинная народная легитимация (в отличие от формальной юридической легитимности) верховной власти.

Вот в этом всё дело. Указанный идеал всенародного (соборного) государства действительно не имеет своих частных, «шкурных» интересов — такое государство  отражает коренную волю народа к правде, то есть является идеократическим (идейным, а не рыночным) по своей природе. Византинизм, европеизм, советизм в нашей истории оказываются, в конечном счете, только формами, в которых предстает, в зависимости от условий времени, русская идея: живи не так, как хочется, а так, как Бог велит.

Существуют замечательные «Либеральные манифесты» 1947 и 1997 годов о свободе, ответственности и справедливости как главных ценностях либерализма. Я могу привести ещё более вдохновляющие формулы из «Коммунистического манифеста» К. Маркса и Ф. Энгельса, решений съезда Советов октября 1917 года или постановлений ХХ съезда КПСС — между декларациями и жизнью чаще всего пропасть. Да, либерализм борется за пространство свободы для человека, как бы говоря ему: «Делай, что хочешь, ты сам себе хозяин! Но при этом ты сам отвечаешь за себя, твой дом — твоя крепость, всё остальное — Бог, государство, родина — суть только части тебя, они служат тебе, а не ты им». В середине ХIХ века в  Германии была написана книга «Единственный и его собственность». В наше время этот «свободный собственник» целиком стал рабом рынка и «раскованного» телевидения,  которое кормит его «чернухой-порнухой» с рекламой, а   улицы его города оказываются во власти многообразных «меньшинств»...

Экономический и информационный тоталитаризм (сетевая власть) ничуть не лучше открытой политической диктатуры. Человек — даже самый «крутой» — сам по себе одинок и беспомощен в этом мире. Весь вопрос в том, кому он молится, Богу или маммоне он отдает свою свободу. И не надо делать вид, что так происходит только в варварской России — так происходит в самых богатых и упорядоченных странах Европы. Кто сомневается — пусть обратит внимание на  панические репортажи о современных бесплатных больницах Лондона. За две тысячи лет христианской эры реальный центр власти западной цивилизации проделал  нисходящий (центробежный) путь от сакрального ядра  личной и общественной  жизни к её технико-экономической периферии. В иерархии социально-политических отношений это нисхождение выглядит так: религиозно освященная монархия — дворянская аристократия — буржуазная демократия — охлократия (власть толпы) — нетократия (от англ. net — «сеть», сетевые структуры, сотовое «постобщество»). Медленно, но верно либерализм движется  к новому рабовладению, осуществляемому, правда, уже не столько мечом (хотя и он при нужде идет в дело), сколько с помощью виртуальной симуляции желаний, выдаваемой за нечто реальное: искусственные потребности, «дутые» деньги, тотальная политическая демагогия. Требуя гуманистической свободы, либералы не замечают (или делают вид, что не замечают) того, что пустая свобода — свобода как самоцель — уже выпустила на свет такие темные силы человеческой природы, с которыми не справиться самой высокооплачиваемой полиции, и нечистое дыхание которых явственно ощущается уже сегодня.

Что же касается высказанного в статье г. Скобова желания добить православно-русскую цивилизацию, то могу его заверить — не получится: Бог поругаем не бывает.

 

3. Спор с национал-радикалами.
Что такое радикализм вообще?

В метафизическом плане нет ничего радикальнее христианства. Оно настолько радикально, что показалось иудеям — соблазном, а эллинам — безумием. В самом деле, христианское вероучение утверждает, что абсолютно безгрешный и всемогущий Бог спускается на самое дно  согрешившего своего творения и принимает на себя всю его смертную природу, кроме греха — есть от чего придти в смущение. Это нарушает сразу и греческую  логику, и римское право, и иудейский закон. «Блаженны нищие духом, блаженны плачущие, блаженны изгнанные за правду» — всё это самые что ни на есть радикальные, запредельные в своей категоричности положения, и, продумывая их до конца, поневоле соглашаешься с людьми, утверждающими, что последние истины бытия написаны на языке безумия. «Кто же может спастись?» — вопрошали изумленные ученики (будущие апостолы) своего Учителя, и по-человечески их изумление понятно: не могут обычные люди радоваться и веселиться, когда их поносят и гонят...

Однако в Нагорной проповеди есть ещё одна, самая радикальная заповедь: «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:48). Божественное совершенство есть любовь, и она решительно меняет в христианстве всю систему онтологических, нравственных и даже юридических  отношений между тварью и Творцом, с одной стороны, и внутри самого тварного космоса — с другой. Божественное солнце светит добрым и злым. «Кто из вас без греха, первым брось на неё камень». Христос призывал любить своих врагов и быть непримиримыми к своему греху. Он призывал к  преображению падшей человеческой природы путем собственных предельных усилий и с помощью божественной благодати, и к созиданию в себе нового человека. Таков божественный «радикализм».

Человеческий своевольный радикализм идет противоположным путем. Это путь гордого самообожения, путь «человекобожия». С ним связаны два возможных отношения человека  к себе и к другому — торжество совершенства и соблазн кары за несовершенство. Первое — это признание собственного совершенства (именно своего собственного, или той или иной своей мысли, поступка, мнения) как заведомо совпадающих с начальной логикой миротворения, с «божественным семенем» его. Отсюда происходит гнев праведника, «святая злоба» избранного перед профаном и инородцем. О какой любви тут может идти речь? На место Христовой любви — даже к врагам — приходит ненависть радикала — даже к ближним. На этом пути инквизиция в Европе посылала в огонь тысячи еретиков, а на Руси  староверы шли в огонь по собственной воле. Костер протопопа Аввакума в этом плане есть знамение русского радикализма, обратившегося на самого себя. Как и  гражданская война ХХ века, где брат шел на брата...

Из сказанного вытекает, что человеческий радикализм как религиозно-нравственно-политический принцип — это самозваный «страшный суд», соперничество с последним судом Божьим, чреватое чаще всего самыми серьёзными последствиями. С православной точки зрения, радикализм как исторический феномен представляет собой неадекватную реакцию на вполне реальные вызовы. Радикализм тотального отрицания оказывается своего рода подделкой, симулякром христианства, потому что лишает его главного — любви и милости. «Нет Истины там, где нет любви» (А.С.Пушкин). В таком радикализме часть восстает против Целого. Под видом осуществления истины радикалы убивают её.

Вряд ли мы ошибемся, если скажем, что судьба России — и в своих взлетах и в своих падениях — едва ли не главное прибежище радикализма в истории. «Не размышляй много, пойди в огонь», — звал протопоп Аввакум. Отечественная мысль достаточно прояснила цивилизационные причины крайностей русского национального характера, начиная с колоссального разброса России в пространстве и времени (см. об этом, например, работы Ф.А.Степуна или евразийцев) и кончая отсутствием в нём того, что Ф.М.Достоевский называл «формой», «жестом» (благодаря чему русский человек чрезвычайно склонен ко всему фантастическому и беспорядочному). На этом пути Русь ожидали великие победы, когда русский максимализм проявлял себя в своих позитивных возможностях. Но были и великие провалы, когда доводилась до абсурда — то есть до собственной противоположности — любая, казалось бы, изначально справедливая мысль. Староверы уходили в леса — но они покинули вместе с тем и Большое национальное время (главный путь) русской истории. Народовольцы «с мученическим нимбом вокруг головы» накануне подписания конституции взорвали царя-освободителя — и вошли в национальную летопись как варвары-террористы. Их братья (в буквальном смысле) большевики уничтожили в ипатьевском подвале всю царскую семью вместе с невинными детьми — но этой несмываемой кровью подписали себе самим будущий приговор истории и увенчали ею сонм новомучеников и исповедников российских. Национал-коммунисты предвоенной поры хотели построить рай на земле (не столько бедных сделать богатыми, сколько богатых опалить «мировым пожаром») — и построили сверхдержаву,  оказавшуюся ГУЛАГом для миллионов людей. Либералы 1990-х годов «метили в коммунизм, а попали в Россию», разрушив своими реформами великую государственность, складывавшуюся почти тысячелетие. Сегодня у нас народ убывает со скоростью примерно 1000000 человек в год — всё это плоды того дурного радикализма, когда отдельный человек (или группа людей) фактически представляет своё «малое я» как непогрешимую делегацию Первопринципа. Всё это полностью противоречит идее целостности (всеединства, диалектического синтеза) сущностных определений вселенского и национального бытия, в которой не без основания видят генеральную линию русской философии, начиная с И.В.Киреевского и А.С.Хомякова и кончая Л.П. Карсавиным и  А.Ф.Лосевым.

Россия превысила в ХХ веке свой лимит на кровь, революции и войны — войны веры, войны классовые и войны национальные. В определенном смысле Россия достигла  экзистенциального предела, настолько радикально воплотив некоторые общественно-нравственные идеалы  первохристианства, что это почти вывело её за границы земного притяжения (работа «без корысти», деторождение «без секса» и т.п). В этом плане прав Н.А.Бердяев, утверждая, что советский коммунизм был превращенной формой русской религиозной идеи. Секулярно осуществив в трагической истории ХХ века великий онтологический Отказ («не любите мира и того, что в мире»), Россия должна попытаться теперь пройти по жизни вослед тихому Христу, который никого не насилует, но всё освещает лучом нетварного света. Эта дорога не менее радикальна, чем путь суда и казни — но это радикализм божественной любви, а не человеческой (и еще глубже — демонической) ненависти. Судите народ «не по тем мерзостям, которые он так часто делает, а по тем великим и святым вещам, по которым он и в самой мерзости своей постоянно воздыхает» (Ф.М.Достоевский).

Теперь непосредственно о русско-еврейском вопросе, о котором беспокоится г. Крайнев. Вопрос этот — русско-еврейский и одновременно христианско-иудейский — действительно существует. Достаточно напомнить, что Господь Иисус Христос, и Божия Матерь, и первые апостолы были по человеческой своей природе евреями, а по религиозной традиции — иудеями. Решительные сторонники Руси языческой даже делают отсюда вывод, что христианство есть тайный семитский проект, направленный против арийской расы с целью её морального и физического разоружения. Однако распятие Христа — также дело иудейского Синедриона. «О, Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели. Се, оставляется вам дом ваш пуст» (Мф.23:37-38). В «Послании к римлянам» ап. Павла развитие этой мысли также антиномично: «В отношении к благовестию, они (израильтяне — А.К.) враги ради вас; а в отношении к избранию, возлюбленные Божии ради отцов» (Рим.11:28). Апостол имеет в виду (фактически предсказывает)  некую таинственную — одновременно созидательную и разрушительную — роль израильтян в мировой истории: с одной стороны, несомненное попечение о них Промысла (иначе они просто не сохранились бы в рассеянии на протяжении двух тысяч лет, не имея ни общей территории, ни общего языка, а только веру отцов), с другой — последовательное, хотя внешне незаметное противодействие с их стороны национальной самодостаточности тех народов и государств, среди которых они живут. Есть, разумеется, исключения из этого правила, есть примеры прямо противоположные — однако в целом тенденция такова. История изгнания еврейского населения из стран диаспоры велика и обильна — это было в Испании, в Англии, в Германии. Самый радикальный опыт по решению еврейского вопроса был, как известно, предпринят в Третьем Рейхе — я надеюсь, г. Крайнев не мечтает о новых газовых камерах. Что касается России, то войны с иудеями имели место ещё в киевский период, от Олега («как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам») до Святослава, сокрушившего Каганат. Новейшая история русско-еврейских отношений  объективно представлена в книге А.И.Солженицына «Двести лет вместе», к которой я и отсылаю интересующихся этой темой. Если же читатель хочет всерьез — религиозно-философски — осмыслить неоднозначную роль евреев в христианской (в частности, российской) цивилизации, могу назвать две работы, где эта тема освещается наиболее полно: «Еврейство и христианский вопрос» В.С.Соловьева и «Христианство и еврейский вопрос» о.Сергия Булгакова. Сюда же я отнес бы замечательную книгу выдающегося современного русского мыслителя А.С.Панарина (к несчастью, недавно ушедшего из жизни) — «Православная цивилизация в глобальном мире» (М., 2003). В этой книге, сопоставляя еврейские и русские пути в мире, Панарин пишет: «Одни (евреи — А.К.) никак не могут найти своего места в пространстве и кочуют в нем, другие (русские — А.К.) — не находят своего места во времени. И те и другие могут быть признанными врагами земного порядка, возмутителями спокойствия. При этом евреи пользуются приемом остранения — мобилизуют против национального порядка любой страны, где им приходится жить, специфическую иронию, подрывающую духовные, политические и патриархально-бытовые твердыни. Русские противопоставляют всякому наличному порядку максимализм долженствования; это уже не ирония, а пафос.

Нет ничего более противоположного, чем ирония и пафос, поэтому евреи и русские склонны особо подозревать друг друга и настораживаться перед лицом другого. Но следует признать, что по какому-то тайному счету они заняты сходным делом: ослабляют позиции настоящего и всех тех, кто с ним себя идентифицирует» (с.446).  К этому остается только добавить, что полемическая статья г. Скобова представляет пример извращенной иронии по отношению к главным отечественным уложениям, а текст г. Крайнева — ложную форму национального пафоса, доведенного до абсурда и тем отрицающего самого себя.

Выражаясь языком традиции, можно сказать, что евреи —  народ Бога-Отца, а русские — народ Бога-Сына Иисуса Христа. Евреи живут по Закону, а русские по Благодати. Еврейский Бог — Огнь поядающий, творец мира, милующий и карающий свой народ плодами мира сего: вспомним судьбу  многострадального Иова. Евреи потому и кочуют в пространстве, что ищут плодов этого мира. Русские христиане ищут мира иного, находящегося в  другом ценностном измерении; никакое «здесь» и «теперь» их в принципе не удовлетворяет. Оба пути — особые метаисторические миссии, разрешение конфликта между которыми может символизировать завершение мировой  истории

4. Некоторые итоги

Итак, два голоса, две крайности. Обе, на мой взгляд, равно несостоятельны и обе ведут в тупик.

Евро-атлантический Запад переживает сегодня не столько финансовый, сколько очевидный цивилизационный кризис, суть которого — распад человека как образа Божьего, не говоря уже обо всех прочих распадах. Таков горький плод либерализма, исповедуемого Европой по меньшей мере с эпохи Просвещения. Экономический кризис наших дней — только видимая часть ломки всей системы спекулятивно-виртуального посткапитализма, бога которого зовут «окей» (подробнее см. об этом мою книгу «Великая Россия. Религия. Культура. Политика». СПб., изд. «Петрополис», 2007; электронная версия: http://lit.lib.ru/k/kazin_a_l/  Библиотека М. Мошкова, раздел «современная литература»). 

Существуют в мире ещё две силы, способные оказать влияние на ход событий нового века — Китай и Ислам. К середине текущего столетия китайская коммунистическая империя, вероятно, достигнет фактического паритета с Соединенными Штатами  по всем важнейшим показателям (если США ешё до того не угодят в долговую яму). При  этом, однако, нужно отметить, что конкуренция между Евроатлантикой и Китаем будет носить (и уже носит) скорее военно-экономический, чем духовно-культурный характер, так как КНР, вопреки собственным коммунистическим лозунгам, строит нечто вроде госкапитализма с восточной спецификой. Как выражались русские  философы Серебряного века, социализм — это последняя правда буржуазности, и как раз такой «коммуно-капитализм» выращивается сегодня в Поднебесной. Не говоря уже о том, что личность в китайской культуре почти растворена в нации, а нация служит однопартийной атеистической сверхдержаве. Не исключено, что Китай и США к концу века сольются в некоем экономическом союзе на почве вселенского позднебуржуазного позитивизма — этакий трансконтинентальный «чайна-таун»...

Несколько иначе обстоит дело на мусульманском Востоке. Цивилизация ислама — самая религиозно «горячая» на сегодня цивилизация  мира — бросает вызов Западу именно в плане личного и национального начала. Мусульманские фундаменталисты не хотят идти вслед за Евроатлантикой к идолу свободы бездуховного человека и коммерчески понимаемой нации обывателей. Вооруженные Кораном и джихадом, исламисты стремятся как бы обойти Запад по другой исторической дороге, или даже, по мере возможности, вернуть человечество в до-западное (до-модернистское) состояние. О серьёзности этих претензий свидетельствует простая статистика: некоторые европейские страны уже на треть мусульманские. Нередко применяемые, к сожалению, исламскими радикалами средства насилия в принципе не способствуют проповеди Корана в мировом масштабе. Кстати, большинство деятелей российского ислама отнюдь не радикалы, занимают в политике и культуре четкие патриотические позиции, а Россия участвует в качестве наблюдателя в организации «Исламская конференция».

Так или иначе, в начале ХХI века мир вступил в полосу глобальной стратегической нестабильности, которую худо-бедно поддерживали две сверхдержавы во второй половине прошлого столетия. Какая роль в этой тревожной ситуации  предназначена России?

По всем признакам, едва ли не решающая. Дело в том, что Россия — не просто страна, а часть света, включающая в себя свой, российский Восток и Запад, Север и Юг. Российская жизнь как бы моделирует в себе общемировые культурные, формационные и национальные процессы. Россию населяют 140 миллионов человек, и в ней примерно 100 наций и этносов. Только в России водятся сразу и тигры и белые медведи. Именно в России народы существуют одновременно во всех общественных формациях, от феодализма до посткапитализма. В 1917 году у нас была предпринята наиболее радикальная попытка воплотить идеалы модернистского социалистического проекта в жизнь — настолько радикальная, что для описания её нужны почти религиозные термины. Шутка ли: «чтобы без Россий, без Латвий жить единым человечьим общежитьем!» (В.Маяковский). Нравится это кому-либо или нет, Россия никогда не принадлежала ни Востоку, ни Западу. Ни тот, ни другой не признают её подлинно своей. Ориентализация России («византийский» Киев, «татарская» Москва) оказалась столь же поверхностной, как и её последующая петербургская вестернизация. В отличие от Востока, русская идея изначально включала в себя творческую активность личной воли (православный храм и икона есть взаимораскрытие Бога и человека, а не подчинение одного другому). Вместе с тем, в отличие от Запада, свобода личности на Руси никогда не доходила до культа автономного индивида, оставаясь, так или иначе, в рамках соборного целого (царство, империя, община). Восточное рабство у абсолюта или западное соперничество с ним — не русское занятие. И то, и другое — формы человеческого радикализма. Россия в качестве идеала имеет царский путь православной соборности, где личное начало не растворяется в общем и не противопоставляется ему — напротив, личность максимально раскрывается в общем, соборном деле.

Европейская свобода пережила ряд смертей — смерть Бога, смерть человека, смерть автора. Восточная душа по существу не любит индивидуальной свободы. Противоречие между безграничной волей,  восточной традицией и западным персонализмом — это движущая сила нашей истории. России надо осознать свою задачу — более высокую, чем американский прагматизм, германский нордический идеализм или еврейский сионизм. Имя русского означает не только кровь, как думают национал-радикалы (хотя и она имеет свое значение), а определенное национально-личное духовное качество, развернутое в истории. Прадед величайшего русского поэта А.С.Пушкина был негр, а составитель классического «Толкового словаря живого великорусского языка» Владимир Иванович Даль был наполовину датчанин, на четверть немец и на четверть француз. Большинство русских славянского происхождения, но есть русские скандинавского, тюркского или немецкого рода (кстати, этнические корни современных испанцев, германцев, британцев не менее пестры, не говоря уже об американцах). Грузинский князь Багратион гордился тем, что он генерал русской службы, а еврей Пастернак — тем, что он русский писатель. Выражаясь модными словами, они были не просто «толерантны» к России или «адаптированы» к ней, а посвятили ей свою жизнь. Русский — тот, кто любит Россию и свободно разделяет её земную и небесную судьбу. Русский народ в своей целостности образует уникальную симфоническую личность, имеющую тело и душу. Это народ государствообразующий, его нужно чтить и охранять. Миру нужны личности и народы, способные на творчество, а не только на эквивалентный финансовый и юридический обмен. Мотивация их деятельности  восходит к идеалам, а не к интересам. Собственно, они и составляют ныне подлинную русскую аристократию — национальное собрание «творян». Нашим либерал-демократам и национал-радикалам (если они и вправду заботятся о народе) стоило бы ориентироваться именно на них. Об этом подробно сказано в положении архиерейского собора Русской Православной Церкви под названием «О достоинстве, свободе  и правах человека» (2008).

Царский путь русской истории — «по ту сторону» западничества и славянофильства, «красного» и «белого», шовинизма и космополитизма. Крупнейшие русские мыслители-государственники — Достоевский, Данилевский, Леонтьев, Тихомиров, Столыпин,  Солженицын — шли этим узким царским путем, не скатываясь в крайности, за что на них нападали и правые и левые. Именно в силу своей «всечеловечности» (как выразился Достоевский) Россия в состоянии взять на себя духовное преодоление  ключевых национальных и социально-культурных противоречий ХХI века. Вряд ли она будет когда-либо самой богатой или комфортабельной страной на свете, но уже на протяжении двух столетий она помогает уберечь иные «сверхуспешные» державы от личного и этнического самодовольства — самого безнадёжного состояния для человека. В первом случае человек рабствует своей индивидуальной похоти, во втором — похоти кровно-племенной. Это две дороги к одному обрыву — духовной и физической смерти. По существу, Россия оберегает мир от либерального и националистического конца истории. Жизнь продолжается, пока люди радуют Бога, любя Его и друг друга. Иначе она кончается.                                                             
 

Александр Казин, доктор философских наук, профессор

Рейтинг: Выбор оценкиПлохоНормальноХорошоОтличноВеликолепно

Ваша оценка: Ничего Рейтинг: 5 (7 голосов)